Первое, что он заметил, это долгожданный номер «Художественного обозрения».

С критикой, этого журнала он считался, поэтому с нетерпением перелистал страницы. Ага, вот и статья о его выставке, она оказалась длинной и против ожидания хвалебной.

...Возможно эта выставка не была большим шагом вперед. Но среди представленных работ имелось несколько поразительных полотен, которые потрясли автора этих строк и свежестью восприятия, и глубиной философского подхода к .окружающим явлениям. Мы уверены, что в лице Джона Гамильтона Америка имеет воистину великого художника, что налагает на нас...

В первую минуту он не испытал ничего, кроме огромной радости. Но почти сразу он подумал о злой иронии судьбы, которая преподнесла ему лавровый венок в самый неподходящий момент.

В конце концов, чем ему теперь могла помочь эта хвалебная статья?

Джон отбросил в сторону журнал и принялся за письма. То были счета из местных магазинов: за хлеб, молоко, мясо, овощи, счет от риттеровской бензоколонки. Этот конверт начисто уничтожил остатки приятного настроения, вызванного «Художественным обозрением.

Ему представился Стив Риттер, пишущий счет в своей тесной конторке. Когда? Вчера? После того, как были закончены поиски? До того, как он отправился регулировать движение перед зданием городского митинга?

Один из счетов был прислан из магазина строительных материалов в Питсфилде. Он. не мог припомнить, чтобы когда-нибудь заглядывал в этот магазин. По-видимому, там что-то покупала Линда...

Надорвав конверт, он вытащил счет. Сверху было написано его имя и адрес. Ниже значилось: 

С минуту он сидел, недоуменно разглядывая счет — 29 августа? Это же- было на следующий день, после празднования дня рождения Викки, когда он уехал в Нью-Йорк. По он вовсе не покупал никакого цемента...

Ему снова стало трудно дышать, возвратилось ощущение ночного кошмара. Цемент? Сиреневый куст дрожал под ветром удивительно неестественно. На лужайке прыгали скворцы. Они выглядели куда больше обычных. Джон не мог отвести от них глаз, пока ошг полностью не скрылись в траве. Тогда он вскочил с крыльца, вбежал в дом и вызвал по телефону магазин стройматериалов.

Ему ответил раздраженный женский голос. У него дрожали руки, он с трудом удерживал трубку.

— Говорит Джон Гамильтон из Стоунвилла. Я только что получил счет за товары, которые я не заказывал. Могу ли я поговорить с кем-нибудь по этому поводу?

— Одну минуточку, сэр.

Изменился ли ее голос? Вне всякого сомнения она, как и все остальные, теперь знала это имя: Джон Гамильтон.

— Сейчас справлюсь. Обождите у телефона.

Он слышал, как простучали ее каблуки, их цокот показался Джону слишком громким и нереальным, совсем, как огромные скворцы, на лужайке. Наверное, все люди так вот себя чувствуют, когда перестают владеть собой, * звуки и предметы теряют свои обычные пропорции.

— Алло?

Теперь у телефона был мужчина.

— Это Джон Гамильтон.

— Да, знаю. Мне сказали.

— Я только что получил счет на товар, котооый я никогда не. заказывал. И решил проверить.

Наступила долгая тишина. Потом снова заговорил мужчина.

— Извините, мистер Гамильтон, но мне кажется, что этот счет совершенно правильный. Я сам оформлял заказ.

— Вы? Когда?

— По телефону. Вы мне звонили утром около девяти.

— Нет, я вам и не думал звонить.

— Джон Гамильтон из Стоунвилла, такое мне было названо имя. Мистер Гамильтон мне сказал, что, ему нужен цемент, чтобы строить плотину на ручье, где устроена купальня для детей. Я сказал, что для этого подойдет простой цемент, но он настаивал из готовой смеси, причем, предупредил, что смесь ему нужна немедленно. В девять часов как раз шла машина в том направлении. Она всегда курсирует по вторникам на склад и обратно. Я сразу погрузил мешки. И вы... и он предупредил, чтобы мешки ему домой не завозили, так как его там все равно не будет, а сбросили на повороте дороги у излучины ручья.

И тут Джону показалось, что опутывающая его сеть стала видимой; она затягивала его, черная, хитроумная, смертельная, как паутина гигантского паука. У излучины реки. Иными словами, вниз по дороге к дому Фишеров, куда он ни разу не заглядывал после возвращения из Нью-Йорка. И куда не дошла поисковая партия, потому что Стив рассердился на своих парией и отослал их домой.

Ему необходимо было что-то ответить, человек этого ждал на другом конце провода. Подсознательно Джон чувствовал, что в невидимом собеседнике таится ужасная опасность, но он не мог придумать ничего такого, что хоть сколько-нибудь улучшило бы его положение.

— Это был не я,— выдавил он с трудом,— просто вам позвонил кто-то другой и назвался моим именем. Я такого распоряжения не давал.

Он уронил трубку. Телефон теперь потерял значение, как впрочем и все остальное, кроме излучины ручья.

Джон, помчался наверх, надел- на себя тот костюм, в котором он был накануне, выскочил из дома и со всех ног побежал, не разбирая дороги, к тому самому месту на шоссе, которое ближе всего примыкает к изгибу ручья.

Там, где несколько дней назад с Машины были сброшены мешки, трава была сильно помята, но сам цемент бесследно исчез.

Впрочем, вовсе не бесследно.

Через несколько минут Джон заметил в траве на берегу реки след, достаточно отчетливый, если приглядеться. Да и особенного-то старания не требовалось. По всей вероятности, в мешке предусмотрительно была проделана дыра, и тоненькая струйка цемента непрерывно сыпалась на землю. Там же, где по той. или иной причине этот ручеек иссякал, аккуратный Враг надламывал ветку, сдвигал в сторону камень или как-то еще отмечал, куда он двигался.

По этому следу Джои снова вернулся к своей студни, только с ее задней стороны. След привел к дверям коровника и завернул внутрь.

Уже все поняв, и чувствуя, что его нервы больше не выдержат, Джон вошел туда, не обращая внимания на цемент. После яркого дневного света сначала он вообще ничего не видел, потом постепенно разглядел старый шкаф для льда, возле которого Линда держала, свой садовый инструмент, в самом углу свернутый кольцами шланг для поливки. Дальше у стены разместились в строгом порядке бывшие коровьи стойла, в настоящее время превращенные в чуланы для всякого старого хлама.

В первом из них Джон увидел собственную садовую тачку с красными колесами. Она лежала на боку и внутри была перепачкана цементом.

Джон долго смотрел на нее, прилагая огромные усилия, чтобы взять себя в руки.

Он не должен испытывать ни гнева, ни паники, ни обиды на Линду. Вообще ничего. В данный момент он должен уподобиться машине. Передвигаясь по сараю с намеренной медлительностью, он придирчиво осматривал стойло за стойлом.

Только в самом дальнем пол оказался ровно заделан цементом, посреди которого лежала аккуратная кучка хвороста.

Джону даже не потребовалось наклоняться и проверять на ощупь, свежий ли это цемент, потому что он прекрасно знал, как раньше выглядел пол в этом стойле.

Его внезапно замутило, и он выскочил, пошатываясь, на свет и воздух и бездумно зашагал к дому.

Когда он уже пересек лужайку и стоял на крыльце, он услышал продолжительный требовательный телефонный звонок.

Его кто-то искал...

 Глава 15

Звонок телефона был таким же кошмаром, как и то, что осталось позади него в темноте коровника.

Телефон олицетворял для него внешний мир, стремящийся добраться до него и уничтожить. То страшное, в сарае, было окончательным неоспоримым доказательством его «вины».

Два конца сети наконец соединились, западня захлопнулась.

Джон вбежал в дом, не потому что ему там что-то требовалось, просто в доме теперь было не так страшно, как в студии, рядом с коровником.

Он стоял в кухне, сердце у него бешено колотилось. Телефон продолжал звонить-требовательно и настойчиво. Он замолчит, сказал себе Джон. Но тут инстинкт самосохранения подсказал ему: если ты не ответишь, они могут приехать сюда, а уж если они будут тут, то сразу же пойдут в сарай...